Складно, подумал Прокопец.

– Он запугал вас до такой степени, что вы не смогли прийти в милицию?

– Наше знакомство с ним, как я уже сказала, не было продолжительным, однако даже за этот короткий срок я достаточно хорошо узнала его. Открыто он не говорил ни о чем, но я с уверенностью могу предположить, что он каким-то образом связан с преступниками. Я не раз видела его в компании бритоголовых парней. И он всегда отсылал меня, чтобы поговорить с ними наедине.

Прокопец долго сидел молча. Если бы Зубков действительно был связан с преступниками, то не потел бы в его кабинете. И вообще бы не пришел. Его бы отнесли. На кладбище.

– Вам придется проехать со мной, чтобы дать официальные показания, – наконец сказал он.

Девушка спокойно кивнула.

– Хорошо, я готова.

Направляясь в прокуратуру, Прокопец размышлял о рассказе Дарьи Алексеевны Котляровой. Обвинить ее в лжесвидетельстве не удастся. Она даже на суде не откажется от своих слов. Поверят ей или нет, это вопрос второй, – не поверят Зубкову, если тот соизволит говорить правду. Теперь все улики против него: пуля, извлеченная из ноги Виктора, была выпущена из табельного пистолета, закрепленного за Зубковым. Следователь содрогнулся бы, узнав, что вытащить из тела эту пулю три недели назад согласна была молодая красивая девушка, сидевшая в кресле пассажира его вишневой «восьмерки». Причем готова была проделать эту сложную операцию при помощи обычного слесарного инструмента.

Петру была интересна реакция Зубкова на показания его подруги. Именно ими начнет первый допрос следователь; что примет из показаний сержант милиции, а что оставит – вот это интересовало Прокопца. В первую очередь – как человека.

Прокопец довольно долго смотрел на Зубкова, который под взглядом следователя опустил голову. Взяв в руки протокол, Прокопец произнес:

– Вячеслав Иванович, разъясняю вам ваши права. Вы имеете право знать, в чем вы подозреваетесь; иметь защитника с момента задержания; иметь свидание с защитником; требовать проверки прокурором правомерности задержания… – Прежде чем дать Зубкову возможность расписаться в протоколе, следователь спросил: – Надеюсь, вы уже проходили этот материал, не так ли?

Когда вместе с Котляровой Прокопец вернулся в прокуратуру, Зубков уже сидел возле кабинета № 16. Следователь взял девушку под руку и быстро, не давая ей повернуть в сторону Зубкова голову, провел в кабинет. Потом вернулся в коридор.

– Вы будете писать явку с повинной, Вячеслав Иванович?

Зубков отрицательно покачал головой.

– Как хотите. В таком случае мне придется оформить протокол о задержании. – И вызвал дежурного: – Поместите гражданина в свободную комнату на первом этаже. Ему разрешается курить, «дипломат» оставьте при нем.

После опроса Котляровой Прокопец составил протокол задержания и вызвал в кабинет Зубкова. Помощник следователя поторопился, составив протокол, у него не было на это санкции прокурора, но показания Котляровой являлись поводом к аресту Зубкова. К тому же в протокол необходимо было включить пояснения подозреваемого и дать ему расписаться. Одним словом, протокол выглядел полуфабрикатом, с помощью которого Прокопец все-таки хотел заставить Зубкова написать явку с повинной. Ему жаль было этого парня. Поэтому он еще раз спросил:

– Вы не желаете написать явку с повинной?

Сержант покачал головой.

Прокопец сделал последнюю попытку:

– Вам прочитать показания очевидца… – он нарочито сморщил лоб, вынимая из ящика стола бумагу. – Котляровой Дарьи Алексеевны?

– Нет, не нужно.

Прокопец снова вызвал дежурного, и Зубкова отвели на прежнее место.

Встреча с прокурором не заняла много времени. Ознакомившись с показаниями свидетеля, он выписал ордер на арест Зубкова. Снова звонок дежурному, и сержант вновь появился в кабинете. Следом за ним вошел чуть полноватый человек и устроился за столом старшего следователя, – именно тот, которого так хотел увидеть Зубков в свой первый визит сюда.

– Начинайте, – распорядился Аксенов, кивнув помощнику.

– Откройте «дипломат», – попросил Прокопец сержанта.

Зубков выполнил просьбу.

– Понятые, подойдите ближе.

Молодая пара, согласившаяся на роль понятых, ахнула, увидев содержимое.

Глава восемнадцатая

Дежурная медсестра приветливо улыбнулась незнакомому молодому врачу. У него на шее висел стетоскоп, в руках были какие-то бумаги. Рукава белого халата закатаны почти до локтей, колпак надвинут до самых бровей.

– Здравствуйте, – поздоровался он с девушкой. – Я из отделения терапии. Авдонин у нас в двести второй? – немного нараспев произнес он, заглядывая в бумаги.

– Да, в двести второй, – кивнула сестра.

– Спасибо.

Качура уверенно прошел коридором и завернул за угол. А несколькими часами раньше он прошел через вестибюль клиники, не вызвав у вахтерши никакого подозрения. Клиника была большая, в шесть этажей, множество отделений, сотни врачей, медсестер; даже в лицо здесь, наверное, не все знали друг друга. Однако, поднимаясь по лестнице, Качура пару раз кивнул девушкам в белых халатах.

Марковцев не собирался действовать нахрапом, в задачи Качуры пока входила только разведка этажа, где лежал Авдонин, его палаты. Как правило, одиночных палат было мало, в основном лежали по пять-шесть человек. Не исключал Марк и того, что возле палаты выставлена охрана. Когда Ещеркин забирал беглеца из приемного покоя, врач наверняка отдал распоряжение медсестре или сам уведомил дежурного милиционера о происшествии в клинике. А любое происшествие в виде рапорта ложится на стол дежурному по городу. В рапорте фигурирует мальчик лет девяти, описывается, как он выглядит, во что одет. Идет обычное сопоставление, и дежурному становится ясно, что происшествие в клинической больнице может быть тесно связано с похищением накануне. Связь с водителем, с которым этот самый мальчик попал в ДТП. И водитель становится одним из фигурантов в деле о похищении. Он в бессознательном состоянии, его показания могут быть очень ценными для следствия. Сам факт вторичного похищения мальчика из клиники говорит о серьезности намерений преступников. Свидетеля Авдонина могут и должны убрать. Поэтому выставят охрану. Все как дважды два.

По идее, одного Качуры мало. Но как только он сообщил Марку о результатах разведывательных действий, Марковцев понял, что хватит и одного Качуры, – два незнакомых врача в вечернее время в клинике – уже подозрительно.

Просто везенье, что Авдонин лежит в одиночной палате; что сама палата не просматривается из основного коридора, все кабинеты врачей и ординаторская находятся в другой стороне. В том крыле, очень коротком, кончающемся оконной рамой, всего две палаты: 201 и 202, их окна изнутри забраны решетками. Возле последней на стуле сидит охранник в камуфлированной форме.

Тут скорее даже не дело техники, а быстрота действий со стороны Качуры. Лучший боец после Толкушкина в отряде – Ещеркин, но он засветился, когда забирал мальчика из приемного покоя, его могут опознать, надень он хоть два белых халата и весь обвешайся стетоскопами. Но Качура в профессионализме не уступит Вадиму; Ещеркин – тот жестокий человек, любит поизмываться над жертвой.

С собой Качура прихватил девятимиллиметровый «CZ-79» с глушителем. Сейчас чешский «миротворец» спокойно торчал за поясным ремнем Олега. Копаться он не будет, это охраннику понадобится время, чтобы обнажить ствол.

Качура так же, как и в свой дневной визит, спокойно вошел в клинику. Но на этот раз через приемный покой. Пожилая нянечка, тащившая тяжелый баул с одеждой, поздоровалась с ним. Олег приветливо отозвался. Миновав смотровую, из которой в коридор выходило небольшое окно, он направился к основному корпусу. Дежурный милиционер в своей каморке, естественно, проигнорировал появление врача. Даже не посмотрев в его сторону, Качура ступил на лестничный марш.